Каталог статей

Его любимые слова: категорически, очень, бешеный. Говорит, как рубит. Курит не останавливаясь. Кофе пьет не замечая. При всем этом вид Владислав Галкин имеет не изможденный, а, наоборот, здорового нормального мужика, который и в атаку, если что, и за которым как за каменной стеной. В общем, глыба, а не человечище — весь из одного крепкого материала. Несмотря на то, что ему всего 31.

- Много в Сашке из “Дальнобойщиков” от Владислава Галкина — вы меняли сценарий под себя или себя под Сашку?

- Сценарий был написан, как казалось авторам, остроумно. Не было ни одной серии без пошлости. Мы все это убирали и пытались выводить на человеческие истории. Самая трудная серия оказалась с армянами — с жуткой сценой, написанной тяжело и страшно, потому что в ней поднимался национальный вопрос. А ведь если не знаешь ответа, то и не стоит его и ставить. И мы решили идти по одному-единственному пути — по пути порядочности. Не в обиду будет сказано Юрию Кузьменко, который снимал “Дальнобойщиков”, но получилась не чисто режиссерская работа, а коллективное творчество, мы очень часто какие-то вещи делали с Володей Гостюхиным сами... Кстати, уникальность “Дальнобойщиков” в том, что все снималось в одном месте, под Волоколамском.

- Жили там же или все-таки дома?

- И там, и там. Параллельно я делал ремонт в квартире у тещи. Но это тяжело — после 12—16 часов работы мотаться в Москву.

- И, конечно, сам за рулем?

- Да. Причем езжу я очень быстро и достаточно агрессивно. Со мной даже садиться в машину многие боятся. Но у меня есть закон, который я сам для себя сформулировал: можно ездить как угодно — не нарушать правила дорожного движения в Москве нереально, главное — никому не мешать и не вызывать раздражения. Я люблю ездить, за рулем я отдыхаю. Даже почти в бессознательном состоянии садишься за руль — и это действует как наркотик.

- А в кадре вы сами за рулем? Вот, скажем, в знаменитом “Такси” специально даже руль переставляли, чтобы гонщик вел, а артист за руль только держался.

- У нас вышла другая ситуация. Володя практически не водит машину, хотя долго советовался со мной, какую ему покупать. Но за руль он все равно почти не садится, тем более — грузовик. Да и в “Дальнобойщиках” диалоги в машине снимали так: кабина стояла на платформе, и ее возили — иначе не снимешь. А я вожу практически все, что движется.

- Даже самолет?

- И самолет. Началось с того, что мне как-то предложили: пойдем полетаем. Есть такой спортивно-тренировочный самолет “Як-52”. Летим, и вдруг инструктор говорит “сажаем” и опускает руки. Ну я посадил, конечно… А потом уже пошло — взлет-посадка, взлет-посадка. Разумеется, я не могу сказать, что сейчас сяду и сразу полечу. Но если позаниматься немного, тогда — да. Вот вертолет гораздо опаснее штука — там сложнее скоординировать действия. Но и на вертолете мне очень понравилось.

- Если у вас джип, зачем вам самолет, вертолет понадобились? Экстрима не хватает?

- Это интересно. Я не люблю догадываться, я люблю знать. А джипы я люблю — уже лет семь-восемь езжу на джипе. Я пересел сейчас на “Чероки” с безумным количеством лошадиных сил. В нем и чувствуешь себя по-другому: ты чуть выше, и обзор гораздо лучше.

- И каков водительский стаж?

- Первая машина у меня появилась в 15 лет — такая “лохматая” “копейка” синего ядреного цвета. На ней не работал ни один прибор, но летала как угорелая, у нее стоял итальянский двигатель. Когда гаишники останавливали и говорили: вы превысили скорость, идете сто сорок в час, я отвечал: мол, посмотрите на нее, да она ж больше восьмидесяти не выжмет. Они отвечали: ну вообще да…

- А как же с правами в 15 лет?

- Ну у меня были какие-то юношеские права, когда можно только со взрослым… Но я чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что все люди — люди, с ними нужно только уметь разговаривать.

- Жена тоже за рулем?

- Дашка, конечно, ездит, но… я за нее боюсь. Она мне, правда, недавно сказала: “Как ты, я не научусь никогда, а как они (показала пальцем на соседний ряд машин) — мне не хочется”. И я немножко успокоился и подумал, что надо нанять для нее водителя. Как говорит моя мама: “Лучшая машина — это такси”. Боишься же, что ее кто-то обидит на дороге,— вот что самое страшное.

- За себя никогда не боитесь?

- Я испугался единственный раз в жизни. Когда первый раз полез в воду с аквалангом, увлекся и забыл посмотреть на прибор, который показывает, сколько кислорода осталось. И у меня на глубине кончился кислород. Причем он кончается внезапно. Если б я знал, хотя бы воздуха набрал в легкие. А тут выдохнул — и все, дышать нечем. Глубина — 12 метров. Ну ничего, всплыл — хватило ума отсоединить груз. Но вылез, взял другой акваланг — и снова в воду... Потом мне приснилось, что у меня кончается воздух. Я все хочу попробовать. Меня начинает бесить, когда у меня что-то не получается. Пока не смогу, не остановлюсь.

- А выучить китайский язык?

- Ну даже затевать не буду. (Смеется.) С одной стороны, уже пора бы ремонт в квартире закончить. С другой — страшно даже: а дальше что? Хочется, чтоб постоянно шел процесс. Бабушка говорила фразу, с которой я вырос: “Лучший отдых — смена вида деятельности”. Так оно и есть. Устал копать — иди забор поправь. Как в бодибилдинге — сначала одну группу мышц качаешь, потом другую, чтоб не надоедало.

- Вы занимались?

- Я занимался в свое время достаточно серьезно боксом, и нам категорически запрещали качаться, потому что, когда наращиваешь мышечную массу, вылетаешь из категории. Я воду люблю — могу из нее не вылезать часами и плавать на бешеные расстояния. Я и сейчас нечасто в тренажерный зал хожу — если день-два серьезно занимаюсь, меня раздувает так, что я вообще ни во что не влезаю...

- Вы заговорили о ремонте — неужели тоже все сами? Ведь вы все время снимаетесь, причем вдали от дома.

- Для меня дом имеет огромное значение, я не кочевник и очень устаю, когда меня долго нет дома. Я абсолютно домашний человек. У меня огромная квартира — более 110 метров. Непроницаемые окна, полумрак. Там есть одна стена, отделяющая гостиную-кухню от спальни. И огромная ванная, в которой можно жить. А что касается ремонта — есть какие-то вещи, в которых Дашка не понимает и не суется, мне на откуп отдает. Я сам его не делаю, разумеется, но все идеи — мои, потому что донести до чужого человека свое желание просто невозможно. И потом так сложилось, что по маминой линии я такая творческая личность. Что касается деда, он один из основателей Бородинской панорамы. А все это близко — актерская профессия, хирург, скульптор — у всех абсолютно интимный процесс. Мне кажется, что здесь очень много общего. Потом я очень люблю делать что-то руками и тешу себя надеждой, что у меня неплохо получается. Сейчас меньше, раньше чаще получалось. Что именно? Ну, режу что-то из дерева.

- Вы таким образом стресс снимаете? Как вообще — вы можете себе позволить, если депрессия или что-то в жизни произошло, отказаться от работы?

- Все, что происходит в твоей жизни, — происходит в твоей жизни: находишь ты в себе силы переживать внутри, не находишь — твоя проблема. Никто никогда не будет принимать участия в твоих проблемах. Могут спросить: как дела? И все. И приходится с воспалением легких сниматься...

- А у вас такое было?

- Конечно — “По ту сторону волков”, последние две недели, причем в совершенно замерзающем состоянии, поскольку даже в гостинице нельзя было согреться. Вернулся в Москву — слег. Это я еще идиот, мог взять больничный, не последняя ж картина в жизни. Но я на том стою и никогда не буду другим. Понимаю, что люди ждут, снег уходит. И есть плюс — ты знаешь, что в данной ситуации тебе не в чем себя упрекнуть.

- Вы хотите быть идеальным?

- Нет. Во-первых, это невозможно. Во-вторых, это абсурдно. На самом деле я очень тяжелый человек. И то, что мы с Дашей вместе и у нас есть точки соприкосновения, — для меня это... Я не представляю, где она берет силы меня терпеть. Бытует мнение, что два артиста в доме — чудовищно, каждый тянет одеяло на себя. Мы каким-то образом этого лишены. Есть момент исповедальный друг другу. Если взять поговорку “любовная лодка разбилась о быт” — я ее никогда не мог понять. Когда люди начинают серьезно ругаться — кто моет посуду, кто выносит мусор, меня это веселит.

- Конечно, можно же нанять помощницу по хозяйству, которая все это сделает

- Зачем? У нищих слуг нет — другая поговорка, которую я люблю. Дело не в этом. Просто никто никому ничем не обязан.

- То есть можете помыть посуду?

- Я это и делаю. И есть же машина, которая это делает. Есть стиральная машина. Если нет, легкие вещи может постирать женщина, а джинсы, например, — мужчина. И нет проблемы. Какая проблема вымыть посуду, какая проблема вынести ведро? Вот когда человек начинает об этом задумываться — тогда это и становится проблемой. И потом я очень люблю готовить — не по рецептам, а у меня есть свой творческий процесс, и такое варево получается! Скажем, мясо с овощами!.. Или Дашка приехала — она снималась в картине о Чайковском недалеко от Орла — и привезла мешок белых грибов. Часть мы пожарили, а утром сварили грибную похлебку — вот это счастье, и почему должно быть по-другому? Мне в кайф, когда я ее сажаю за стол, а она мне говорит: как вкусно, как здорово.

- Даша не любит готовить?

- Нет, сейчас уже любит. Просто я это делаю лучше...

- Вы говорите, что домашний, а как же друзья, мужские посиделки?

- Сложная штука — друзья. Достаточно давно я понял, что друзья — это семья. Считается, что родственники — далеко не всегда близкие люди. Но когда удается — крепче дружбы быть не может. Мой друг — это моя мама, моя жена, мой отец. Друг — человек, который или всегда рядом, или рядом тогда, когда он тебе нужен. Все остальное — какие-то приятельско-товарищеские отношения.

- Жена для вас прежде всего друг?

- Безусловно.

- Вы считаете, что лучше, когда жена становится другом?

- А если совпадает все вместе — и друг, и любовница, и товарищ, и жена?.. И это — фантастика. Главное, что дают тебе человеческие отношения, — надежное ощущение тыла. Это жизненно необходимо. Все мы живем в этом городе, и при том уровне накала страстей, который есть и в вашей, и в нашей профессиях, воздух пропитан интригой. И когда ты понимаешь, что на фоне всего этого у тебя есть тыл, что ты защищен, — это очень важно.

- Вы открытый человек?

- Я закрытый человек — и это касается всех, кроме жены.

- Неужели и от нее у вас нет потаенных уголков?

- С ней я предельно открыт и честен. Хотя она привыкла, что я — человек настроения, и оно может меняться много раз на день. И иногда от этого страдают окружающие. Что, конечно, не касается профессиональной деятельности, я не имею на это права: площадка есть площадка — зона табу. Так же, как держать себя в форме, — даже не обсуждается, это необходимость.

- А как же звездные капризы?

- Капризы могут быть оправданными или неоправданными. Если можно назвать капризом правомочное требование — горячий кофе или чай, которые категорически должны быть на съемочной площадке. Здесь есть один закон — производство, а оно капризов не любит.
Я счастливый человек, мне удалось сыграть абсолютно разных героев. Я очень удивляюсь, когда мне говорят: “Вы так много сыграли людей в погонах”. Я пересчитал, у меня их получается четыре — не так много.

- И в армии, конечно, тоже служили?

- Я пришел в 16 лет в военкомат и говорю: “Иду в Афган!” Меня спрашивают: “А тебе лет-то сколько?” — “Шестнадцать”. — “Ты чего, дурак? Подожди два годика”. А я отвечаю, что у меня потом времени не будет, а сейчас — есть. Я от армии не косил. Просто так, как я сказал, так и получилось — через два года времени уже не было. Я приезжал потом на какие-то медкомиссии, выяснял отношения и так и не попал в армию. Как-то мама встретила военкома, и тот ехидно спросил: “Ну что, ваш в армию скоро?”. Мама говорит “А ваш что, служит?” — “Нет”. — “Ну как только ваш пойдет, так и мой следом”. Я уверен, что для жизни проще отслужить два года, чем с такими потерями для здоровья служить в киноармии. Но это счастливая профессия. Ты можешь быть кем угодно, ты можешь уметь все.

- Что будет следующим: артист Галкин сам снимет кино? Судя по всему, вы уже и на режиссуру замахнулись?

- Когда артист начинает снимать кино — один вариант... Я же учился у Владимира Хотиненко. Пошел конкретно к нему. Отец сделал с Володей несколько картин. Я очень люблю их две картины — отцовскую дипломную работу “И будем жить” — такой русский вестерн и дипломную работу Володи “Голос дракона в бездонном море”. В Володе до сих пор сохранились задор, азарт.

- Вы не боитесь, что режиссер “забьет” актера? И, раз почувствовав себя хозяином на площадке, уже не сможете вернуться к зависимому состоянию.

- Актерская профессия не может стать неинтересной, может быть неинтересен материал.

- И кто же автор сценария вашего будущего фильма?

- Два автора: я и... кто — не скажу.

-Из суеверия?

- От суеверия меня вылечили очень давно. У меня есть духовный отец Владимир, который мне сказал, что суеверие — грех, вера всуе.

- То есть и семечки можете на съемочной площадке грызть?

- Я люблю семечки. А то противно: приезжаешь на автозаправку, и первое, что хочется сделать, — закурить. Потом все эти суеверия — что семечки нельзя грызть, что на сценарий надо обязательно садиться, если он упал... Я помню, Екатерина Сергеевна Васильева (моя крестная мать), выходя как-то из машины, уронила сценарий — он упал в лужу. И она тут же села в эту лужу. Я бы точно не сел.

- Но сотый-то кадр празднуете?

- Из давних актерских традиций осталась только тарелка, которую бьют перед началом съемок о штатив камеры. А все “отмечания” — сотый, двухсотый, трехсотый кадр — лишний повод выпить.

- Как говорят: лучше пить. Курить надо бросать, курю много и машинально. Иногда даже не замечаешь, как сигарета во рту оказывается. Но я пытаюсь не курить в машине.

- Получается?

- Нет. (Смеется.) У меня еще одна проблема: я человек невнушаемый и даже самовнушением не могу себя заставить бросить. Я начал лет в четырнадцать, причем так, серьезно: первой, что я выкурил, была сигара. Чуть не помер. Я же понятия не имел, как их надо курить. Потом продавался “Голуаз” в мягких пачках, с сигарным табаком — сейчас таких нет. Я покупал их коробками!

- Говорите: лучше пить. А как у вас с этой профессиональной болезнью?