Каталог статей

Как представителю актерской династии, Владиславу Галкину с детства было на кого равняться. Его отец сыграл много ярких ролей в кино. «В зоне особого внимания», «Ответный ход», «Гражданин Лешка», «Ожидание полковника Шалыгина» – эти и другие фильмы с участием Бориса Галкина принесли ему огромную и заслуженную популярность. Но сегодня, после «Дальнобойщиков», «Спецназа», «В августе 44-го», «Воровки» и «Маросейки, 12», Владислав уже, наверное, заслужил право сказать: «Сочтемся славою». Во всяком случае, фамильную славу он приумножает достойно.

 

 – Вы росли в кинематографической семье. Видимо, отец – известный актер, режиссер, сценарист – и направил Вас по своим стопам?

– Нет. Это дело рук моей бабушки. Она была на сто процентов уверена, что ее внук гений. Тайно от родителей отвела меня в фотоателье, чтобы сделать мои портреты. Потом так же тайно отправила эти фотографии на пробы Станиславу Говорухину, который подыскивал детей на главные роли для фильма «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна» по произведениям Марка Твена. Бабушка не допускала мысли, что меня не возьмут. Она прочила мне лавры Феди Стукова, сыгравшего главного героя, но меня утвердили на роль его верного друга и соратника.

 

– Вы были похожи на Гека Финна?

– Нельзя сказать однозначно. Я был разным, ярким. В самом раннем детстве я много капризничал, и мог вырасти нытиком, но в 4 года мама меня от этого отучила. Помню, в очередной раз пришел жаловаться, а она резко меня оборвала. И с того дня я стал «экстремалом». Когда снимался в фильме, мне было 8–9 лет. К тому времени я уже успел совершить много «подвигов» и не раз доказать самому себе и другим, что мне «не слабо».

 

– С началом карьеры артиста детство закончилось?

– Я жил той жизнью, которая у меня была, но детство никуда от меня не делось. Абсолютно уверен в том, что человек должен пройти все этапы: детство, отрочество, юность, старость. Рано или поздно в жизни каждый все равно должен побыть ребенком. Лучше вовремя. Лет в 30–40 впасть в детство – это уже катастрофа.

 

– Но в дальнейшем отец наверняка Вам в чем-то помог?

– Да. Он своим примером показывал мне, как надо жить, к чему стремиться.

 

– А когда у Вас будут дети, Вы захотите, чтобы они продолжили семейную династию?

– Я думаю, что будет так, как будет. Родители должны дать детям возможности. Но главное в другом. В 3–4 года дети все впитывают как губка, их надо научить правильно относиться к жизни: оценивать себя относительно мира, а не мир относительно себя. Нужно помочь сформировать критическое отношение к «себе, любимому».

 

– Вашим родителям это явно удалось, и теперь Вы уже признанный актер. Фильмы с Вашим участием так же популярны, как и картины, в которых сыграл отец. А какие герои Вам ближе, кого приятнее играть?

– Все роли для меня равны, над всеми надо работать. Даже над самыми маленькими. У меня нет проходных или более-менее несерьезных ролей. Каждая требует абсолютного внимания и самоотречения, погружения в тот образ, над которым работаешь. Станиславский сказал об актерах и их месте в спектакле: «Я в предлагаемых обстоятельствах». А ведь артист в «предлагаемых обстоятельствах» – это человек, который существует в чужой ситуации. Может быть, даже совершенно не свойственной ему. Актерская работа подразумевает включение себя в определенные правила игры. Это и есть самое сложное в профессии, которая заставляет тебя выкладываться на все сто. Если ты делаешь что-то вполсилы, играешь, пусть даже проходную, роль именно как проходную роль, на экране сразу все видно. Экран – лакмусовая бумажка, на ней все отразится.

 

– То есть Вы к своей работе относитесь именно как к работе, но при этом стараетесь делать ее на отлично?

– Протестую! Моя задача – делать то, что я делаю хорошо. Делать так, чтобы это трогало и волновало зрителей. Это, конечно, работа, но в то же время она – часть моей жизни.

 

– А Вы не путаете себя в жизни и себя в роли?

– Да нет. Каждый человек обладает только ему присущим набором нюансов, качеств, черт. У каждого своя история. Объяснить, чем руководствуется тот или иной персонаж, невозможно. Психология – авантюрный вид деятельности, практически лженаука. Нельзя говорить о взаимоотношениях с окружающими однозначно и с научной точки зрения. Поэтому и стать другим человеком невозможно. Принцип иной – опять-таки Станиславский сформулировал – «верю-не верю». Если смотришь на экран или на сцену и понимаешь, что человек всего лишь играет – пусть хорошо, но только играет, – ему не веришь. Когда вы, зритель, смотрите и не думаете, кто, что, чего и как, а просто сострадаете, вас поглощает происходящее на экране – вот это мастерство и высшая оценка качества.

 

– Я о них не задумываюсь. Но недавно у меня состоялся такой разговор. Мы только отсняли фильм «72 метра». На съемках ко мне подошел человек и начал жаловаться, что у него молодая жена, ребенок, а ему приходится подолгу не бывать дома, жить в неотапливаемом помещении. Он доказывал, что служить подводником невозможно. Я ему тогда ответил: «Да, конечно, это очень тяжелый труд – Родину защищать. Это серьезные каждодневные испытания для человека и его семьи. Да, наверно, в каких-то странах есть более комфортные условия. Но ведь другие же делают это, не торгуясь, потому что выбрали для себя этот путь. Может, ты перепутал профессии, и тебе просто не надо было этим заниматься?» Вот так и у нас. Человек, который занят делом своей жизни, вряд ли станет задумываться о трудностях. Я очень люблю свое дело. Конечно, есть некоторые отрицательные, негативные моменты, но они с лихвой окупаются положительными.

 

– Владислав, Вы не хотели бы вести шоу на ТВ?

– Если в этом будет драйв, будет интересно мне и зрителю, то почему бы не попробовать?!

 

– Если Вы чего-то не можете достичь, то отступаете или пытаетесь преодолеть преграду?

– Может быть, оттого что в моей жизни не было такого, чего я не смог бы преодолеть, я всегда шел вперед. А если и будет, то вряд ли отступлю.

 

– Я не люблю стрельбу и оружие. Но могу хорошо стрелять. Мне всегда было интересно научиться делать то, чего я не понимаю, испытать, какие при этом возникают ощущения. Это необходимость профессии – знать, а не догадываться. Когда ты берешься за какое-то дело, надо стремиться к вершине, даже если сначала ничего не получается. Жизнь вообще – одна большая школа. С этих позиций я и смотрю на мир, стараюсь ничего не пропустить, не упустить ни одной возможности. И я благодарен жизни за то, что она дает мне эти возможности.

 

– Значит, стрельба – составляющая профессии. А спортивные пристрастия имеются?

– Единственный серьезный для меня вид спорта – бокс. Большое счастье для жены, что не увлекаюсь футболом или хоккеем. Не могу сидеть, уставившись в экран, и кричать при этом: «Вау! Куда побежал! Выкинь клюшку! Иди домой и копай в огороде!» Нет, я не болельщик. Отец – другое дело. Он отслеживает чемпионаты по хоккею и футболу, знает, кто с кем играет. Мне же просто приятно, когда наши берут что-то. И очень неприятно, когда наших несправедливо обижают всяческими допинг-контролями и претензиями. Это уже не спорт, а политика.

 

– Готовка – процесс творческий. Это всегда некое непредсказуемое в смысле результата действо. Получается каждый раз по-разному, но всегда вкусно. Все время придумываю что-то заново, делаю как бог на душу положит, но к процессу подхожу ответственно. И не могу готовить по рецепту.

 

– С магазина. Иногда взгляд падает на какой-то продукт, а потом начинается мысленное сотворение блюда. Постепенно иду по магазину и докупаю все необходимое.

 

– Кто же Вас учил готовить?

– Никто. В детстве подглядывал, как готовит мама. Сейчас делаю то, что умею и люблю, и не делаю того, чего не умею и не люблю.

 

– Блюда японской кухни, особенно суши. Очень люблю рыбу и мясо в чистом виде. А еще – хлеб. Не переношу сладкого, только чай и кофе с сахаром пью. И очень люблю знать, что я ем. Тем и хороша японская кухня: все видно.

 

– Ваша жена, актриса Дарья Михайлова, не пытается завладеть кухней?

– Даша сама не готовит, она мне доверяет. Впрочем, как и во многих других вещах. Даже советуется, что ей лучше надеть и как накраситься. Я и во всем остальном в доме главный: могу и гвоздь прибить, и дизайн сам разработать. Могу даже починить шкаф или унитаз.

 

– Я контрастный. Есть черное и белое, а остальное – полутона и полумеры, придуманные для оправдания чего-либо. Жизнь состоит из нюансов, потому что она абсолютно проста. В жизни я принимаю решения и несу ответственность за них.

 

Апрель 2004 г.