Реклама

Категории раздела

Новости сайта [7]
Последние изменения на сайте, обновление сайта и т.д.
Об актере [57]
Новости об актере, его работе, проектах и т.д.
Фильмы/сериалы [7]

Интервью с Владиславом Галкиным

"Российский кинематограф – это не экшн, а человеческие истории"
 
Владимир Карпов, ведущий Владислав Галкин, заслуженный артист России


Часть 1 -->

Часть 2 -->

Часть 3 -->

Часть 4 -->

Часть 5 -->
  
-----
Скачать:  1  2  3  4  5  (http://www.rusnovosti.ru)
-----
Владимир Карпов: Добрый вечер. В эфире на Русской Службе Новостей продолжается программа «107 минут», и сейчас в нашей студии мы встречаем замечательного актера Владислава Галкина, с которым сейчас будем разговаривать о кино. Добрый вечер!
Владислав Галкин: Добрый вечер.

В.К.: Мы с Владиславом уже чуть-чуть успели поговорить, и оказывается, что он всю последнюю неделю посвятил просмотру кинокартин.
В.Г.: Да. Отечественного производства.

В.К.: Отечественного производства. Что за фильмы были? Для чего все это? Для чего подвиг совершался?
В.Г.: Это «Золотой орел», в январе вот приз Киноакадемии российской. И, будучи членом Киноакадемии, я должен, в числе многих, голосовать за те или иные работы. И потом уже номинации, уже ответственное жюри выбирает победителей голосованием. И я так, по-моему, в первый раз – мне удалось посмотреть практически всю программу. Другой вопрос, что времени это заняло очень много, но – тем не менее. Я теперь имею представление о новой волне режиссуры, актерской в том числе, операторской, и так далее, и так далее. Но, к сожалению к величайшему – да простят меня коллеги – очень мало, дело не в том, что достойных – не достойных, хороших – не хороших работ. Действительно, это не прошло все, к сожалению, бесследно, вот эти больше 10 лет застоя в нашем кинопроизводстве. И формация – поколение новых режиссеров, тех, кто пришел – они начинают изобретать велосипед очень многие. И, конечно, страдает профессия, страдает техническая сторона очень сильно.

В.К.: Я думал, что эксперименты – это хорошо, а тут Вы говорите, что страдает.
В.Г.: Страдает. Дело же не в том, сколько стоит картина и какой у нее бюджет. У нас есть масса примеров мировых, скажем, один из величайших режиссеров нашей современности, современников наших – это Джим Джармаш, который снимает за три копейки кино, но оторваться – невозможно! То есть это самое главное, наверное, в любом произведении: когда человек знает, что, зачем, о чем и почему. То есть когда ты начинаешь рассказывать историю, ты должен понимать, о чем ты ее рассказываешь. Тогда зритель поймет, что ты хотел. Ну и, опять-таки, технически очень сложно это все иногда воспринимается, по свету, по операторской работе… Хотя есть, безусловно, и абсолютно достойные работы, совершенно потрясающие. У меня восторг вызвала картина «Монгол» Бодрова. Безумно понравилось кино, притом, что там без какого-либо давления.

В.К.: Вот Вы только сейчас его посмотрели?
В.Г.: Да, я только сейчас посмотрел, не было времени совершенно. Я недавно закончил свою работу, и у меня появилась небольшая пауза перед Новым годом, которую я использовал всячески. Я действительно получил огромное удовольствие, потому что она не просто профессионально сделано, а то, что я уже сказал – с абсолютным пониманием предмета, зачем ты это делаешь. Все равно самое главное – рассказанная история, донесенная до зрителя. Ну и технически она сделана совершенно потрясающе, по монтажу, и по костюму, и по операторской работе – очень здорово. И так вот сердце порадовалось. Мне очень понравилась картина «12», которую я тоже не мог посмотреть ранее, Никиты Сергеевича.

В.К.: Вы очень кстати посмотрели все эти картины, потому что сегодня поговорить о кинематографе, что называется, есть с кем. Зритель всегда оценивает работы – режиссерские, актерские – прежде всего у него главный критерий один: интересно ему было в кинотеатре, или не интересно.
В.Г.: Еще, мне кажется, есть и другой немножко критерий, хотя они, в принципе, схожи. Это, может быть, спор о понятиях, как это называть. «Нравится – не нравится». То, что не дозволительно, может быть, для профессионала, манипулировать подобными терминами – а у зрителя другой оценки нет. Или принимаю, или не принимаю. Нравится – не нравится. Ну а как? Интересно – не интересно. И в данной ситуации это получается самый точный, самый достойный критерий, потому что… Ну, как-то, или меня трогает, или нет; или я остановлюсь и буду смотреть, или пройду мимо. И в данной ситуации, очень много, к сожалению, на сегодняшний день, того, что можно переключить, то, что можно промотать.

В.К.: Судя по названиям картин, которые Вам все-таки удалось посмотреть за эту неделю – это больше похоже на трудовой подвиг – по 8 часов-то в день!
В.Г.: Да у меня-то как раз – я уже сказал до эфира – у меня хорошая закалка в этом смысле, потому что когда я учился на режиссерском факультете во ВГИКе, мы, по крайней мере, на первых курсах, очень много смотрели фильмов каждый день.

В.К.: Вас заставляли?
В.Г.: Нет! На самом деле – главное начать. Чистить картошку, наверное, тоже противно, и грязно, и так далее, - а потом начинаешь, и тебе это даже нравится. Ну и так далее – процесс, он себя побеждает. И вот эта привычка – она очень хорошая, правильная, наверное. Потому что ты «включаешься», и внимательно, с чувством, с толком, с расстановкой, - как-то переключаешься на другую волну. Но это тоже своего рода наркотик, как люди сидят сутками в Интернете, или играют в какие-то игрушки – это, наверное, в чем-то похоже. И как-то действительно складывается в общую картину, определенное впечатление от всего увиденного.

В.К.: А целостный образ всего российского кинематографа сформировался?
В.Г.: Безусловно. Но на сегодняшний день он – как мне кажется, потому что есть те немногие режиссеры, который сумели сохранить профессиональные какие-то качества, и вот эту молодую энергетику, и так далее, и так далее – я имею в виду мэтров до боли знакомых, которые смогли донести себя, не расплескав. И если вот формация молодых режиссеров, которые только – только, безусловно, как бы учатся, безусловно – потому что это процесс, который занимает, как правило, жизнь целиком.

В.К.: И набивают шишки?
В.Г.: Набивают шишки в том числе, потому что идет какой-то отсев. То есть если человек к 40 – 50 годам не научился, он вряд ли потом когда-нибудь сможет к этому вернуться.

В.К.: Вообще, есть такое понятие – «российский кинематограф»?
В.Г.: Безусловно, есть, конечно.

В.К.: Или это есть режиссеры, и есть режиссеры.
В.Г.: Безусловно, есть режиссеры и режиссеры, и есть понятие «российский кинематограф». Когда мы не идем на все четыре стороны, а понимаем суть. Безусловно, чтобы что-то снимать, надо многое видеть. И нужно понимать, «откуда ноги растут», элементарно, потому что если брать классику отечественного кино, российского – как не назовите – мы же прекрасно понимаем, что есть вещи, в которых мы можем соревноваться, и есть вещи, куда лучше даже и не лезть, потому что бессмысленно, по меньшей мере. Имею в виду техническую сторону. Мы начинаем снимать банальные вещи – и тем не менее. Мы начинаем снимать экшены – и зритель приходит и говорит: «Мать честная! Что это такое?! Зачем это? Как это?!».

В.К.: Ну надо же учиться!
В.Г.: Надо учиться. Опять-таки, техническая база на сегодняшний день – она, наверное, способна дать это, но просто другой вопрос – зачем?! На сегодняшний день, насколько мне известно, картина «Ирония судьбы. Продолжение» - она уик-энд за первый собрала 10,5 миллионов. Это фантастическая цифра для нашего проката. Тут же встает вопрос – почему это произошло? Наверное, потому, что зритель хочет смотреть рассказанные истории, а не вот этот какой-то наворот каких-то не всегда качественно сделанных вариантов, и так далее. То есть опять-таки – «я хочу идти смотреть, сопереживать, соучаствовать, и просто наслаждаться работой артистов, работой режиссера, мыслью, которая пытается пробиться к сознанию». Ну и так далее.

В.К.: Владислав, Вы все около, около, но в итоге довели свою мысль до того, что наш кинематограф – это не экшен пока далеко, а человеческие истории.
В.Г.: Так это очевидно совершенно. Мне кажется, что это очевидно, это всегда было так. Притом, что были масштабные картины, которые потрясали воображение…

В.К.: Обычно – про войну.
В.Г.: А это фантастическая тема, это действительно не початый край. Потому что когда говорят «вот, военные роли, военные картины» - почему-то очень часто этого говориться с позиции «минус», что для меня всегда было загадкой. Скажем, и тематика, и событийный ряд, и люди, которые в этом принимают участие, находятся в той или иной ситуации, около военной, или военной, и так далее – градус переживаний и градус существования гораздо выше, потому что это экстремальная история как таковая, изначально. Вот как фильмы-катастрофы – они, если качественно сделаны, всегда держат в напряжении, потому что понимаешь, что есть очень мощный второй план. То есть шаг влево, шаг вправо – смерть, по большому счету. И военные картины – они обладают той же самой смысловой нагрузкой, безусловно.

В.К.: И плюс еще психологическая драма.
В.Г.: Конечно. А что касается экшена, масштабных картин – тут другое у меня вызывает недоумение, по крайней мере. Мы знаем все прекрасно картину «Война и мир» Бондарчука, потрясающая картина. Невозможно это повторить, невозможно сделать что-то подобное! Но при этом зрителю предлагается сериал «Война и мир», который снят «импортными товарищами». Я вот пытался заставлять себя смотреть, на полном серьезе, - у меня не получилось. Я не понимаю, зачем, я не понимаю, что это? Что это за перепечатка, что это за перепев, ради чего это делается?!

В.К.: Я так полагаю, что это не ради нашего зрителя.
В.Г.: Ну вот я к этому как бы и веду. То есть определенный момент смещения внимания, акцентов: ради чего, зачем? Очень многие работают для себя и радуют себя. А есть люди, которые работают для зрителя, учитывая пожелания, учитывая какие-то эмоциональные стороны, и так далее, и так далее.

В.К.: Вот фильм, который произвел наибольшее впечатление в 2007 году? Я не беру конкурсные работы, которые вы посмотрели специально для «Золотого орла», а вообще? То есть, может быть Вам удалось как-то сесть у телеэкрана… Я не говорю – посетить кинотеатр, Вы сказали, что Вы туда не ходите, боитесь. А вот, может быть, дома сели, посмотрели, и сказали: «Вот это – здорово!».
В.Г.: Есть такие картины, да. Сейчас я… вы меня просто врасплох застали. Сейчас я. Затрудняюсь сказать…

В.К.: Я про себя скажу – «Остров». Вот для меня фильм года – «Остров».
В.Г.: Ну а для меня эта картина, которая ценна только тем, что в ней Мамонов играет то, что играет. Он играет то, что он знает, и что-то совсем про свое. А может быть, совсем и не играет.

В.К.: Может быть, поэтому она и ценна?
В.Г.: Я про это и говорю! Она ценна только Мамоновым. Потому что претензий, скажем, профессиональных у меня к этой картине много. Есть персонажи, которые вроде заявлены, вроде наделены какой-то определенной смысловой нагрузкой, а потом они брошены почему-то. Тот же Кузнецов – я не понимаю, что это за персонаж, кто это такой? То, как обошлись с девочкой в ситуации – для меня тоже загадка. Я понимаю прекрасно, о чем эта история. Просто, открыв эту дверь – нужно идти до конца. Мне кажется, до конца они не пошли. И тема-то – она не просто серьезная, а эта тема, которая сидит в каждом из нас. Мы тут, пока Вас ждали, я раньше приехал – и вот заодно мы поговорили. Мне задали вопрос: «Эфир, надеюсь, не о политике?». Я говорю: «Боже упаси!», потому что у нас действительно каждый гражданин нашей замечательной страны необъятной в душе – политик, поэтому сколько людей – столько и мнений. Так что тут – не знаю… Бесспорно, что да, конечно, фантастика, такого нет. Но есть картины, которые нравятся. Вот нравятся просто. Совпадает, может быть, в тот момент, когда ты это смотрел, какой-то настрой. А может быть, это пересекается с твоими какими-то ощущениями, мыслями…

В.К.: Ну, я свое мнение! Исключительно свое высказал. Я с позиции зрителя.
В.Г.: Нет, правильно! Согласен, безусловно. Мы совершенно не собираемся говорить о том, что кто-то имеет право, кто-то не имеет. Мы все имеем право на собственное мнение. И в данной ситуации я могу согласиться с позицией - «плюс» картине «Остров» в нашей буче боевой, кипучей, коммерческого кино, зарабатывания денег. Нам все время пытаются это объяснить, хотя почему-то во всем мире это не мешает одно другому, коммерциализация кинопроизводства и его художественная ценность. У нас почему-то все время разграничивалось как-то: картина коммерческая, или картина какая-то совершенно, я не знаю, авторская…

В.К.: Нет. Картина, в которой есть реклама, и картина, в которой рекламы меньше.
В.Г.: Ну, я не знаю, может быть, мы дойдем до того, что человек приходит в кинотеатр, и картина останавливается на рекламную паузу – но будет это, видимо, такой уже апогей. А то, что это новое, вот в нашем современном кино, - это ход, безусловно, это такой, достаточно серьезный шаг. Это тематика, которая на сегодняшний день очень многими признана неприемлемой и не интересной – как выяснилось, все наоборот. И вот здесь смущает очень часто – почему-то «отцы» нашего кино считают, что они лучше знают, что интересно, и что не интересно. Очень часто, действительно, ставка делается не на то, что потребляет зритель, и чему он рад, а на какие-то свои вот эти досужие помыслы, какие-то кухонные интересы… Вот мы вдвоем с Вами сели и решили, что вот это будет супер, это «выстрелит». Не учитывая в принципе зрительский интерес, как таковой!

В.К.: Нет, ну а как же зрительский интерес учитывать, если в кинотеатры не ходить? Это же тоже… Это же тоже, наверное, рулетка, это надо угадывать.
В.Г.: Так нет, в данной ситуации… Я не совсем понимаю, что, вот, бессмысленно на телевизоре смотреть, надо идти в кинотеатры. Мне достаточно большого телевизора дома. Я могу это посмотреть и так.

В.К.: А Вы можете кино как зритель посмотреть, нормально?
В.Г.: Конечно. Если бы я не мог абстрагироваться, наверное, я бы уже давным-давно оказался бы где-нибудь в Кащенко. Я очень эмоциональный человек, как мне кажется, и я включаюсь, как правило, в то, что так или иначе забирает мое сознание, мои помыслы. Я-то как раз такой соучастник процесса, если меня это забирает – то забирает по полной программе. И если еще и не абстрагироваться в этой ситуации – то можно дойти до Раскольникова.

В.К.: Ну так все-таки? Какой фильм Вы бы отметили? Мы так ушли от этой темы.
В.Г.: Я думал, я сейчас уйду от этой темы… Ну, опять-таки, из конкурсных. Попробую сейчас в эту сторону вырулить, потому что, я думаю, после эфира я вспомню массу картин, которые мне понравились, сейчас я просто действительно как-то не готов. Но, тем не менее. То, что я сказал уже: мне очень понравилась картина Бодрова «Монгол», мне очень понравилась картина Никиты Сергеевича «12». Несколько картин еще, которые как-то так, действительно, и по операторским делам, и по режиссерским очень интересны. Когда смотришь – получаешь удовольствие даже от проработки кадра, от глубины изображения. Есть, есть какие-то вещи, которые действительно трогают.

В.К.: А хорошо, не берем отечественные вообще – из западного кинематографа что-то?
В.Г.: Из западного кинематографа что-то…

В.К.: Или не смотрите вообще?
В.Г.: Нет, почему же?! Я смотрю все подряд, и в достаточно большом объеме.

В.К.: Меня вообще радует Ваша позиция. Я поясню: знаете, любят, особенно в телевизионных интервью сказать «Ой, мне некогда, я вообще ни телевизор не смотрю, ни кино».
В.Г.: Да ну, это отговорки, мне кажется. Некогда спать – это другой вопрос! Иногда получается по два, по три часа в сутки, потому что действительно не хватает времени, не хватает этих суток. Новый день – новые дела какие-то, встречи, прощания, и так далее; а в принципе нужно успеть все! Живем-то пока, на сколько известно, один раз.

В.К.: Владислав, как ни тужился, так и не вспомнил название фильма, который бы ему…
В.Г.: Я и не так, чтобы тужился.

В.К.: Хорошо, у Вас не было времени, чтобы хорошенько подумать и вспомнить, все-таки, ту самую картину, которая Вам запомнилась в 2007 году больше всего. Но вот если бы давали рекомендации тем людям, которые в принципе еще не ходили в кино, то, наверное, на «Монгола» и «12»?
В.Г.: Ну, это картины, которые уже «ушли», прокатную судьбу свою уже прожили.

В.К.: Да, уже все, только на DVD уже.
В.Г.: А на самом деле, для меня было откровением (простите, Бога ради, я не занимаюсь саморекламой того, что делаю я!), но для меня было откровением – не целиком, разумеется, но в большинстве своем - «Диверсант». Мне очень понравилось то, что я смог посмотреть. Я объясню, почему. Ну, как бы сериалом эту историю назвать невозможно, это телевизионный художественный фильм, потому что он по всем законам кино снят, и на сегодняшний день многие картины прокатные, вот «полные метры», которые не отвечают этим самым требованиям – «Диверсант» отвечает. Абсолютно масштабная эпопея, с большим количеством безусловно удачных сцен, очень здорово сделанная. Потом, конечно, актерские работы там есть потрясающие совершенно. Вот это меня порадовало действительно. Масштабностью, наверное. Опять-таки, как бы мы не тужились, как бы мы не старались изобрести велосипед, как я уже говорил – но как только мы возвращаемся к истокам, как только мы возвращаемся к нормальной нашей кинотрадиции, все встает на свои места.

В.К.: Так «Диверсант» - это наша кинотрадиция?
В.Г.: Это абсолютно наша кинотрадиция. С нюансами, с какими-то попытками поработать с динамикой, с монтажом, и так далее. Но! Что касается артистов – дать им возможность доиграть, а зрителю – досмотреть. Потому что меня, например, бесит, когда мне показывают крупный план, который держится не десять секунд, а две, и я не понимаю вообще, что это за стробоскоп. Я хочу наблюдать за персонажем, что с ним происходит. И для этого совершенно не обязательно, чтобы персонаж говорил, или что-то делал – какие-то вот эти подпорки, которые, как правило, мешают. Очень многие считают почему-то, что они усиливают. Это не правда. На мой взгляд, когда артист в материале, когда он понимает, что он делает – театр гораздо интереснее смотреть за мимикой, за тем, что происходит в глазах, внутри где-то. «Мысль пошла». Когда люди, общаясь в кадре, не пытаются услышать окончание фразы, чтобы сказать свою, а когда слушают целиком фразу, и на нее реагируют – это есть, опять-таки, некая традиция, и театральная, и киношная, и в принципе актерская. Это партнерские отношения! Очень часто сейчас этого не происходит.

В.К.: Какие-то аналогии с «Семнадцатью мгновеньями весны» проводили?
В.Г.: Да нет, никаких, нет. Это абсолютно – что меня еще очень порадовало в картине – она авторская. Она в хорошем смысле этого слова авторская, она другая. Она, безусловно, в традиции, но она другая все-таки. Она имеет абсолютно свой почерк, свое лицо. И что еще – не могу сказать, что это порадовало или огорчило, это данность – она сильно отличается от первых «Диверсантов». Это другое кино все-таки. Я не знаю, сейчас очень много разговоров по поводу продолжений, но вот это – загадка…

В.К.: Но вот это уже коммерция пошла.
В.Г.: Да почему? Нет. В основном, все эти разговоры – они ведутся зрителем, а не производителем.

В.К.: А! А я уже думал, что у вас…
В.Г.: Все, кого я знаю, и кого я не знаю – на улице периодически, на светофоре, где-то еще: «Продолжение! Когда будет продолжение?». То есть зацепило, что приятно. Но здесь я ничего не могу сказать.

В.К.: Я думал, что уже горячий цех заработал, что называется. «О! рейтинги есть – все, начинаем».
В.Г.: Нет-нет-нет-нет! Здесь как раз – может быть, это парадоксально, но, тем не менее – никакой коммерциализации не было изначально. Расстояние между первым «Диверсантом» и вторым 3,5 года – на секундочку! Если бы ставка была сделана на некий коммерческий интерес и результат этого продукта – я думаю, что не стали бы так долго ждать. Ну а что касается продолжения третьего «Диверсанта» - я думаю, что это пока очень преждевременно, потому что в любом случае это надо писать, выдумывать, высасывать из пальца эту историю – потому что там они отправляются в Аргентину. А что там происходит в Аргентине... Ну, ехать в 1947 году стрелять немцев в аргентине – я не думаю, что это очень захватывает. А что касается 1947 года – наверное, единственная тема, которая могла бы фигурировать – насколько я помню, в 1949 была уже полностью украдена по городам и весям атомная бомба, которая у нас – типа авторский проект такой, да? И в Аргентину они могли поехать за одним из компонентов, допустим! Попутно «подрезая» этих вот персонажей…

В.К.: Неплохо. Согласились бы? В Аргентину прокатиться…
В.Г.: Не знаю! Далеко лететь. Я был в Аргентине, там потрясающе совершенно, красиво, здорово – но очень далеко.

В.К.: Возвращаясь к теме будущего российского кинематографа. Мы чуть поговорили о нашем кино, Вы отметили Бондарчука, Михалкова отметили фильм «12», поговорили о фильме «Монгол», который тоже снят представителем старшего поколения уже – и при этом Вы покритиковали так, мягко, молодых режиссеров. Что, неужели так все плохо?
В.Г.: Да не плохо, почему? Совсем не плохо. В данной ситуации бесспорно – так, что ты принимаешь вот полностью – такого нет. Бесспорно я принял только одну картину, вот «Монгол» мне очень понравился. Потому что никаких, даже сильно постаравшись, ты не сможешь никаких претензий предъявить к работе. А что касается критики – это не критика, это момент обсуждения.

В.К.: Но это опять же, из категории «нравится – не нравится»?
В.Г.: Нет. Там у меня есть конкретные претензии (точное слово, но не очень симпатичное). Но если мы говорим о будущем нашего кино – то вот оно сейчас закладывается. И то, что очень много картин за год сделано разных… Да, есть, к сожалению, одна тенденция, которая немного огорчает – но мне кажется, это тоже вопрос времени – практически подавляющее большинство картин немножко попахивают «чернухой», причем «чернухой» такой, морально-психологической. Мы не показываем оторванные конечности и так далее, дело не в этом. А дело в том, что с людьми происходит. Я более чем уверен, что это временный момент, потому что через это тоже надо пройти, в это надо наиграться. Нужно, наверное, вот здесь этот момент авторам «слить», выговориться, и так далее, чтобы очистившись пойти дальше. И делать уже более математическое (в хорошем смысле этого слова) кино, с просчитанным сюжетом, и так далее. Потому что очень многие картины грешат тем, что вот «я хочу донести», «я хочу сказать». Очень часто без адреса - то есть человек сам с собой разговаривает. А все-таки, не учитывать зрителя, не учитывать потребителя в этой связи нельзя категорически.

В.К.: Вам авторское кино вообще нравится?
В.Г.: Ну, очень по-разному. Как я уже сказал, мне безумно нравится Джармош. «Я, кофе, сигареты», вот эта вот картина – совершенно потрясающая! Все практически происходит за одним столом. Оторваться – невозможно! То если до какой степени продуманная, осмысленная история!.. И, безусловно, фантастическим талантом обладает человек, - но как это донесено! Ведь невозможно остаться равнодушным совершенно к этой ситуации – ты там, ты за этим столом, ты внутри ситуации. И какую картину Джармоша не возьми – «Ночь на земле», если не видели, то посмотрите обязательно. Это 5 новелл про таксистов.

В.К.: Мы начали разговор об авторском кино – и сразу же всплыла фамилия Джармоша. Кроме него? Может быть, из российских кто-то понравился?
В.Г.: Ну, у нас, как-то вот мы краем задели…

В.К.: Я все за российских цепляюсь, потому что…
В.Г.: Нет, все правильно! У нас авторское кино, к сожалению, грешит во многом не просто… То есть в нем авторского как раз и нет, вот на мой взгляд. Прячутся люди за этикеткой авторского кино, артхауса, и так далее. Примерно то же самое, что у нас вот есть шансон, который исковеркан полностью! Что такое шансон, да, и причем здесь тюремная песня, тюремная лирика?! Есть «блатняк», а есть шансон – это разные вещи совершенно. Почему-то у нас под категорию шансона подводится все подряд, все, что не является попсой – все шансон. Ну, да ладно. Что касается нашего авторского кино. Вот берем «Груз 200» Балабанова – это авторское кино! Видели эту картину?

В.К.: Я – нет, но слышал очень много о ней.
В.Г.: Ну это чудовищно на мой взгляд. Просто чудовищно. Почему? Потому что если бы это снимал какой-то бездарный человек – ну, ладно, что с него взять? Когда снимает Балабанов – один из самобытнейших наших режиссеров, и очень талантливый человек – вот этого я понять не могу!

В.К.: Ну, может быть, накипело? Может быть, ему нужно было вывернуться?
В.Г.: Накипело – что? То, что мент-импотент подкладывает девочке труп ее возлюбленного?! Накипело – что? В чем накипело?!

В.К.: Здесь больше разговор об эмоциях идет, насколько я понимаю?
В.Г.: Да нет, как бы об эмоциях, но все равно…

В.К.: Которые находят свое художественное воплощение?
В.Г.: Все равно должен быть определенный адрес, ради чего это делается? Это как провокацию надо воспринимать, или как что? То есть когда мы смотрим картину того же Балабанова «Жмурки», я тоже не совсем понимаю. Если «импортные» персонажи снимают подобное кино – это, как правило, или черная комедия, или какой-то фарс. А в данной ситуации – это слишком близко для нас, мы очень хорошо помним все эти конец 80-х – начало 90-х, это чудовищное время было. Есть вещи, которые, безусловно, коробят. Я не понимаю нагрузки смысловой в этом. Любое произведение, которое является достоянием гласности, публики, и так далее, которое выдается на суд широкого зрителя – человек не может не задумываться о резонансе. Потом, когда мы говорим, что цензура – это чудовищно, но при этом забываем, что главный цензор – это ты сам. Опять-таки, это качество человека надо воспитывать, на мой взгляд.

В.К.: Хорошо, сейчас будет другое название. Например, «Изображая жертву» Кирилла Серебренникова.
В.Г.: Не понимаю, ради чего это снимается. Вот я искренне не могу понять! На Кинотавре я ее первый раз увидел – я не понял, ради чего?! А потом, когда не хватает, видимо, слов, таланта, или чего еще – человек начинает вставлять матерные тексты, и так далее. Сейчас с театральных площадок восьмиэтажный мат доносится – ну, как бы это… Я не понимаю, зачем это надо делать. Это нищета собственная, внутренняя, таким образом проявляется? Или зачем, почему так? Есть масса примеров замечательных спектаклей, и замечательных режиссерских работ, когда этим не пользуются! Когда люди не бояться сделать шаг назад для того, чтобы сделать три шага вперед, и все-таки продумать, а не выдавать на-гора вот эту оболочку, совершенно чудовищную сейчас! Что это за краски такие, что это за мазки такие, зачем? Кого мы пытаемся удивить, кого мы пытаемся потрясти? Но, тем не менее, я уверен, что сознание поколения молодого – это так или иначе ничего хорошего не несет, - но сознание поколения молодого развращает, безусловно. На чем мы учимся? Если мы в свое время учились на серьезных, действительно, очень серьезных… Понятно, что это момент такой спорный, но, тем не менее, есть работы великих режиссеров современных, и наших, и западных, когда ты понимаешь по профессии (не говоря уже об эмоциональном восприятии продукта!) как это сделано. И какими средствами это сделано – я имею в виду человеческий фактор, а не финансовый момент.

В.К.: За рубежом он понравился.
В.Г.: Так они вообще любят, что похуже из России! Они тогда спокойнее себя чувствуют.

В.К.: То есть если там все плохо – то все хорошо.
В.Г.: А это на самом деле так. Можно, конечно, по иронизировать на этот счет, но это данность, к сожалению. Посмотрите, какие картины они отмечают из наших, в основном. Где можно пожалеть, где можно слезу пустить: «Как же им там плохо в России!».

В.К.: Бедные! Боже мой!
В.Г.: «Да, а у вас правда медведи ходят?» - «Да, ходят, но обычно, в основном с цыганами». Вот есть нюансы, да? Они не беспризорные ходят! Вот эти замечательные были всегда вопросы. Когда они видят, когда им преподносится вот это вот – ну, мне претит, мне противно от этого. Потому что вот какие-то серьезные, глобальные вещи – «вот не надо нам вот это, вот не надо…».

В.К.: Хорошо. О чем бы Владислав Галкин хотел бы снять фильм?
В.Г.: Ой, я совершенно мелодраматический персонаж в этом смысле, и мне-то как раз интересна вот эта «ковырялка», психологическая. «Ковырялка» в человеческих отношениях, а не в кабинете патологоанатома. Мне вот это все интересно. Я люблю психологическое кино, и все это так или иначе зиждется на жанре мелодрамы, вот мне это интересно. Смотреть я очень люблю экшены, вот мне это как жвачка, когда ставишь – там что-то бегает, прыгает, друг другу по морде бьет – вот ты не вникаешь, вот у тебя фоном идет, мозги отдыхают. Клево!

В.К.: То есть и там не плохо, и здесь хорошо.
В.Г.: Да нет, все хорошо, все жанры должны быть! Не может быть черной краски и белой краски, должна же быть еще какая-то палитра, безусловно!

В.К.: А какой период в истории? Наверное, про себя, любимого, снимали бы?
В.Г.: Ой, я в безвременье абсолютно в этом смысле, потому что мне по настроению, даже по погоде, - если Вы понимаете, о чем я говорю, такая вот весна-осень, полусумерки, полупасмурно… Я ненавижу солнце, например, в кино, не люблю! Я люблю очень не столько черно-белое изображение, сколько есть вот такое понятие в кино – монохромное, когда 3 – 4 цвета присутствуют, все остальные пригашены. Потому что глазом это воспринимается – во-первых, глубина изображения совершенно другая, и воспринимается это гораздо интереснее. На мой взгляд, опять-таки, это мое мнение!
А время – это 70-е годы. Дело не в костюме, не в архитектуре, которая менялась каждые несколько лет (до сих пор Москва – как одна большая стройка), а дело в ощущении. Вот ощущении каком-то атмосферно-погодном, и это касается и природы, и интерьеров-экстерьеров, и это касается, безусловно, человека.

В.К.: Продолжаются «107 минут», у нас последний, короткий промежуток времени.
В.Г.: Заканчиваются «107 минут».

В.К.: Да, «107 минут» наши подходят к концу, но что делать, что делать?
В.Г.: Что же так быстро они летят-то?

В.К.: Время, время, время не ждет, и поэтому спать некогда практически. Мы начали говорить о том, что же хочет снять Владислав, потом перешли к музыке и к песням, пока вы слушали анонсы и рекламу, вот выяснилось, что Владислав предпочитает 70-е годы. А чем Вас так этот период привлекает? Ну, в принципе, хорошее время считается…
В.Г.: Я же уже сказал, как бы не сам период, здесь дело не во времени, дело – в ощущениях. Один из самых – на мой взгляд, я могу ошибаться, но мы живем же своей головой, по крайней мере, некоторые из нас, - самый более-менее спокойный, такое затишье перед бурей. Потому что 80-е – это уже катастрофы начались всяческие и катаклизмы в нашей стране. То есть поколение 60-е – 70-е, как-то был такой момент…

В.К.: Вы же в 1971 родились, да?
В.Г.: Да. Я помню очень хорошо. Я помню себя не с очень раннего возраста, но вот с возраста, с которого я себя помню, и то, что вокруг происходило, помню очень хорошо лет с 4 – 5 я уже был полноправным созерцателем мира в данной ситуации. И это время мне безумно нравится. Потом, оно у меня ассоциируется, опять-таки, с пасмурной погодой, но при этом ни холодно, ни жарко, - вот как-то комфортно.

В.К.: Выходишь – и хорошо…
В.Г.: Да. Смога такого не было. А что касается музыки – тоже все как-то от туда, из той «трясины», постепенно вырастало, и вот в 80-е годы уже был взрыв русского рока, и так далее. Я до сих пор помню практически все песни – по крайней мере, по фразе, по строчке, - из того, что мне безумно нравилось у «Алисы», у БГ, у «Наутилуса», у ДДТ – мы росли на этом, и это уже пошел такой фонтан эмоциональный, и протеста, и всего на свете. А 70-е годы - еще в меньшей степени, то есть если и были протесты, то они были еще «кухонные».

В.К.: Бардовские такие, тихие, спокойные.
В.Г.: Ну, такие, да. А потом, заметьте, какая интересная вещь. Вот «бардовские», Вы сказали. Мы сегодня так затронули момент цензуры. Что потрясающего есть в цензуре? Цензура заставляла человека, художника, думать.

В.К.: Что бы такое сказать?
В.Г.: Чтобы обойти, обхитрить, и так далее. Но мысль донести!

В.К.: Красиво получается, кстати. Я с Вами согласен здесь.
В.Г.: Здесь вот эта фантастическая штука. И вот этот известнейший факт с Гайдаем, с «Бриллиантовой рукой». Ее же не принимали очень долго, и заставляли резать. В итоге Гайдай взял – известная история! – и прилепил ядерный взрыв в конце картины. В очередной раз комиссия смотрит, говорит: «Вы что, совсем с ума сошли?! Это как?!». Он говорит: «Нет, я так вижу, здесь он необходим». А там просто – не пришей рукав, никуда этот ядерный взрыв. Ну и в итоге говорят: «Уже оставьте все, что у Вас там есть, только вот это отрежьте, пожалуйста!». Он говорит: «Ну, я даже и не знаю, как быть…», и взял себе время подумать. Подумал, отрезал ядерный взрыв, картина осталось неизмененной. Но это самый такой грубый пример, но тем не менее. Я еще помню в свою бытность картины, которые «клали на полку», «снимали с полки», не знали, что с ними делать. Вот эти худсоветы всевозможные… во-первых, путь, который проходил режиссер и сценарист от момента написания, от момента идеи и до реализации – он был огромен! И ты должен был пройти массу инстанций, прежде чем это было утверждено и было сделано, и имело какую-то там возможную творческую судьбу. И художник находился в состоянии постоянного стресса, но – работы мысли! Вот этой необходимости каким-то образом извернуться, каким-то образом манипулировать, и так далее. Это как «душа обязана трудиться, и день, и ночь, и день, и ночь», да? (Как я сейчас вспомнил!)

В.К.: Это как в поговорке: чтобы у тебя все было, но за это тебе ничего не было.
В.Г.: Да. «Рыбка, сделай, чтобы у меня все было!» - «У тебя все было!».

В.К.: Хорошо, возвращаемся к нашему, к современности. Я не думаю, что Вы хотите возвращения тех времен, чтобы заработала мысль у сценаристов и режиссеров о том, как обойти цензуру – придется, наверное, уже выживать как-то, находить новые механизмы в мире капитализма.
В.Г.: Когда знание освободится – тогда люди перестанут копаться в дерьме и начнут заниматься не просто творчеством, но и созидать.

В.К.: Это время должно пройти.
В.Г.: Мы все равно все еще – опять-таки, я буду все время оговариваться на этот счет: это мое мнение, с ним можно соглашаться, можно не соглашаться - на сегодня еще есть эта тенденция ковыряния в потрохах, в каких-то истлевших телах... Как только мы немного как-то воспрянем духом – это происходит на сегодняшний день, это не может не радовать – мы начнем заниматься творчеством, начнем не разрушать, а созидать. Даже внутри себя – а это с нас все начинается.

В.К.: Обратите внимание на такую деталь. Вот если взять все наши виды искусств по отдельности: музыка, кинематограф, изобразительное искусство – то в принципе, претензии сейчас ко всем этим видам художественного творчества предъявляются одни и те же. То есть коммерциализация…
В.Г.: Экспрессивная депресси

Форма входа

Логин:
Пароль:

Реклама

Календарь

«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Поиск

Статистика




___________________

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0